Миссионерский листок к Рождеству — 2016 г

Rojd-l-16

 

Отпечатали тиражом 250 экз. для распространению по приходам благочиния. Каждая страница формата А4.

Скачать в формате PDF можно отсюда

 

***

ТРОПАРЬ

   Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, в нем бо звездам служащии звездою учахуся Тебе кланятися, Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока: Господи слава Тебе.

КОНДАК

   Дева днесь Пресущественнаго раждает, и земля вертеп Неприступному приносит; Ангели с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют; нас бо ради родися Oтроча младо, Превечный Бог. 

 

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ПЕРЕМИРИЕ

     Тогда, в августе 1914 года, когда начиналась эта война, все дышало воодушевлением на грани восторга и подъёмом патриотических чувств. Британцы так вообще направлялись на войну, как на пикник. Но к ноябрю стало ясно, что пикник затягивается: возникла непрерывная линия фронта, проходящая от Северного моря к швейцарской границе, занятая с обеих сторон армиями в подготовленных оборонительных позициях: военный конфликт между Германским рейхом и Антантой приобретает затяжной характер «позиционной войны».….


     Фронт между фландрийским городом Ипр и французским Ришбуром в предрождественские недели 1914-го года был адом на земле. Под градом пулемётных пуль в первые месяцы войны здесь погибло более полумиллиона человек. Пулемёт к этому моменту уже доказал свою практическую ценность в военных действиях, слово «бойня» обретало новый, доселе неведомый смысл. Хотя к моменту Рождества 1914 года мировая война бушевала всего четыре месяца, она уже была одной из самых кровавых войн в истории.


     В месте, где кровопролитие было почти обыденным явлением, в Рождество 1914 года случилось нечто совершенно удивительное, не в духе времени и места. Но в духе Рождества.


     7 декабря 1914 года папа римский Бенедикт XV выступил с призывом об официальном временном перемирии. Он сказал, что «орудия могут замолчать хотя бы в ночь, когда поют ангелы». Эта инициатива была одобрена Германией, но отвергнута командованием остальных сторон, которые были очень недовольны нарушением дисциплины войсками на Рождество.


     Несмотря на то, что официального перемирия не было объявлено, родные и близкие солдат хотели порадовать их на Рождество, потому что это — особенный праздник. Солдаты обеих сторон получили из дому множество посылок, в которых кроме теплой одежды, лекарств и писем, были рождественские подарки, и даже гирлянды из еловых ветвей. А праздник на западном фронте был один на всех – что с немецкой стороны, что с английской и французской. Один праздник на все воюющие стороны.


     24 декабря над линией фронта установилась непривычная тишина. Немецкие солдаты начали украшать свои окопы. Немаловажное замечание. С английской стороны воевали, в основном, профессиональные военные, с немецкой – мобилизованные гражданские. Итак, начали немцы. Начали с того, что поставили свечи на своих окопах и на украшенных новогодних ёлках, и продолжили празднование пением рождественских гимнов, несмотря на артобстрел. И когда солдаты начали петь рождественские гимны, британская пехота из своих окопов ответила пением английских колядок.


     Вспоминает Грэхэм Вильямс, стрелок пехотного полка:
«Я стоял на стрелковой ступени окопа, глядя на немецкую линию обороны, и думал о том, как разительно отличается этот Святой вечер от тех, что были у меня прежде. Если бы все было как раньше, отец сделал бы ромовый пунш по старому семейному рецепту, который был записан еще его дедом и хранился не где-нибудь, а вложенным в семейную Библию! После вечерней трапезы, мы бы украсили жилые комнаты и гостиный зал традиционными зелеными ветками и теперь с нетерпением ожидали бы того момента, когда можно пожелать друг другу счастливого Рождества и поднять бокалы в честь праздника. Вместо этого, я стою здесь, в залитой водой траншее, в грязном фламандском поле, и гляжу на плоскую, пустынную и заброшенную местность, без малейших признаков жизни.


     Как вдруг вдоль бруствера немецких окопов то там, то здесь стали появляться огни, которые, по всей видимости, давали свечи, зажженные на рождественских елках; свечки горели ровно и ярко в тихом и морозном вечернем воздухе. Другие часовые, которые, конечно же, увидели то же самое, бросились будить тех, кто спал, с воплем: «глянь только, что творится!». И в этом момент противник начал петь «Stille Nacht, Heilige Nacht».


     Они закончили петь свой гимн, и мы думали, что мы должны как-то ответствовать что ли. И мы пели псалм “First Nowell”, и когда мы, в свою очередь, окончили петь, с немецкой стороны раздались дружные аплодисменты, за которыми грянул еще один любимый ими рождественский мотив — «O Tannenbaum».


     И пошло-поехало. Немцы пели один из своих гимнов, а затем приходил наш черёд, до тех пор пока мы не начали петь «O Come All Ye Faithful». Немцы тут же подхватили мотив на слова другого гимна на латыни — «Adeste Fideles». И тут я поймал себя на мысли, что происходит нечто удивительное — две нации, две воюющие нации, поют один и тот же гимн в самом сердце войны».


     Брюс Барнсфатер, служивший в британской армии в то время, писал:
«Я бы не пропустил это уникальное и странное Рождество ради чего бы то ни было. Я заметил германского офицера — лейтенанта, и, будучи немного коллекционером, я намекнул ему, что облюбовал некоторые из его пуговиц. Я достал свои кусачки для проводов и несколькими ловкими движениями снял пару его пуговиц и положил в карман. Затем я дал ему две своих в обмен. Наконец, я увидел, что один из моих пулемётчиков, который был немного парикмахером-любителем в гражданской жизни, стрижёт неестественно длинные волосы послушного „Боша“, который терпеливо стоит на коленях на земле, пока автоматические ножницы стригут его затылок».


     До наших дней дошло множество свидетельств того Рождества в окопах, самые известные из которых описывают встречи британских и немецких войск. Недавние враги показывали друг другу фотографии своих семей и даже играли в футбол на нейтральной полосе.


     Рождественское перемирие — яркий символический момент мира и человечности на фоне одного из самых драматических событий современной истории.

 

В РОЖДЕСТВЕНСКУЮ НОЧЬ

     — Дети, спать!
     — А помолиться?
     — Конечно, конечно, — сказала мама, становясь на колени перед иконами Спасителя и святителя Иннокентия Иркутского. Трепещущий свет лампадки падал на красивое лицо матери и на три белокурые головки малышей. Чистыми, звонкими голосами повторяли вслед за семилетней Настенькой знакомые слова молитвы шестилетняя Рая и маленький краснощёкий Игорёк.


     Потом мама прочитала молитву святителю Иннокентию, чью память глубоко почитала. Любили его и дети. Перед сном малыши часто просили рассказать о нём. Мама рисовала в их воображении картины сурового севера, обычаи полудиких обитателей, веривших в жалких идолов.


     Дети как будто наяву видели, как толпы людей стекались к святому монаху услышать его вдохновенные слова об истинной вере или получить святое крещение. Ребятам было интересно представлять, как неграмотные северяне, подобно детям, произносили первые прочитанные ими слова, как они радовались, узнавая каждую новую букву. Святой Иннокентий нёс свет в самые отдалённые места, и народ от дедов к внукам с любовью передавал память о нём.


     Обычно после вечерней молитвы дети быстро и мирно засыпали. Но в этот предпраздничный вечер то из одного, то из другого угла раздавались вопросы:


     — А папа скоро вернётся?
     — А он привезёт игрушки на ёлку?
     — А большую лошадку?


     Мама едва успокоила их и, перекрестив каждого, села за шитьё. В наступившей тишине стал слышен нарастающий вой ветра. Он словно приносил тревожную весть Елизавете об её дорогом Грише. Она беспокоилась о нём всегда, когда он находился в пути. Григорий был машинистом поезда, а в дальней дороге мало ли что может произойти. Лиза всегда, благословляя мужа в дорогу, просила Господа об Ангеле-Хранителе для него, кормильца их детей. Девять лет безоблачного счастья казались мигом. Только вот эти поездки, томительные ожидания, а сегодня ещё и злой ветер, стучащий в окно, завывающий и устрашающий.


     Елизавета молилась, молилась и незаметно погрузилась в какой-то туман. Ей привиделась снежная равнина, железнодорожные пути, тусклые мигающие фонари, сугробы. Но вот она увидела несколько человеческих фигур. Около железнодорожного моста, озираясь, они склонились и стали что-то делать…


     Как молния мелькнула мысль:
     — Да они же разбирают путь!


     Она чётко видела, как злые люди отбросили рельсы с насыпи и спрятались под мостом.
Лиза остро почувствовала надвигающуюся беду. Вот уже вдали появилась маленькая чёрная точка, которая стремительно приближалась.


     — Да это же поезд! На нём Гриша! — в ужасе пробудилась от видения Лиза и упала на колени, исступлённо молясь.
     — Мама! Мамочка! — дети вскочили с постелей. — Что с тобой?!
     — Господи, спаси Гришу! Господи, не оставь детей сиротами!


     Почуяв беду, и малыши встали на коленки.
— Молитесь, дети: Господи! Спаси нашего папу! Святителю отче Иннокентий, умоли Господа спасти папу! Молитесь, молитесь, дети! Бог услышит вас! Отче Иннокентий!..


     Дети вместе с мамой устремляли свои сердца к иконам, сливаясь в один горячий молитвенный порыв. Молился, мчась на поезде, и Григорий. Он зорко всматривался в темноту ночи, сквозь вьюгу и слепящий снег на уходящие вдаль рельсы. Григорий не только соскучился по своей красавице Лизаньке, по милой сердцу детворе, но ещё и тосковал о том, что в эту рождественскую ночь он не в церкви, где люди, ликуя, поют:


     Рождество Твое, Христе Боже наш…
Григорий и сам, превозмогая тревогу, пел: Христос раждается, славите…


     Но что это? Вдруг в ярком свете перед движущимся поездом возникла фигура монаха. Он стоял словно на облаке и властно поднимал руку с посохом, запрещая путь.


     Григорий дёрнул ручку тормоза и упал без чувств.
От резкой остановки попадали с мест пассажиры, тревога охватила всех. Увидев лежащего без сознания машиниста, начальник поезда выругался:


     — Напился, каналья!
     — Да что вы, ваше высокоблагородие, — заступился помощник машиниста. — Ларионов спиртного в рот не берёт. Увидел, наверное, что: вдруг закричал, дал тормоз и свалился. Не знаю — жив ли?


     Когда фельдшер привёл Григория в чувство, тот мог сказать только одно:
     — Там… монах…
     Начальник недоумевал:
     — Какой монах?


     Но всё-таки распорядился осмотреть впереди дорогу. Служащие вернулись потрясённые — железнодорожный путь был разобран. Не останови машинист состав, погибли бы сотни и сотни людей.


     У паровоза собралась огромная толпа. Рассказ о предупредившем гибель поезда монахе передавался из уст в уста. Появился священник, оказавшийся в числе пассажиров. Прямо под открытым небом отслужили благодарственный молебен. Растроганные люди поздравляли друг друга с великим праздником Рождества Христова и чудесным спасением.

Борис Ганаго

 

ПЕСНЯ, СТИХИ

 

Взошла звезда ясная,
Тихая, прекрасная
И горит для всей вселенной
Над вертепом Вифлеема.
О, грядущее спасенье,
Грешным людям избавленье.
В этот час святой
Бог родился мой.

 

Ангелы небесные
Песнь поют чудесную
И внимают в умиленьи
Вести Божии творенья.
Пастухи спешат к вертепу,
Чтоб увидеть чудо это.
В этот час святой
Бог родился мой.

 _

Дева предъизбранная,
Светом осиянная,
К Новорожденному Сыну 
Нежно голову склонила:
«О, Дитя мое святое,
Верных Ты возьмешь с Собою
К чистым небесам,
Где царишь Ты Сам».

_

***

БОЖИЙ ДАР 

Крошку-Ангела в сочельник
Бог на землю посылал:
«Как пойдешь ты через ельник,–
Он с улыбкою сказал, –
Елку срубишь, и малютке
Самой доброй на земле,
Самой ласковой и чуткой
Дай, как память обо Мне».
И смутился Ангел-крошка:
«Но кому же мне отдать?
Как узнать, на ком из деток
Будет Божья благодать?»
«Сам увидишь», – Бог ответил.
И небесный гость пошел.
Месяц встал уж, путь был светел
И в огромный город вел.

 

Всюду праздничные речи,
Всюду счастье деток ждет…
Вскинув елочку на плечи,
Ангел с радостью идет…
Загляните в окна сами, –
Там большое торжество!
Елки светятся огнями,
Как бывает в Рождество.

 

И из дома в дом поспешно
Ангел стал переходить,
Чтоб узнать, кому он должен
Елку Божью подарить.
И прекрасных и послушных
Много видел он детей. –
Все при виде Божьей елки,
Всё забыв, тянулись к ней.

 

Кто кричит: «Я елки стою!»
Кто корит за то его:
«Не сравнишься ты со мною,
Я добрее твоего!»
«Нет, я елочки достойна
И достойнее других!»
Ангел слушает спокойно,
Озирая с грустью их.

 

Все кичатся друг пред другом,
Каждый хвалит сам себя,
На соперника с испугом
Или с завистью глядя.
И на улицу, понурясь,
Ангел вышел… «Боже мой!
Научи, кому бы мог я
Дар отдать бесценный Твой!»

 

И на улице встречает
Ангел крошку, – он стоит,
Елку Божью озирает, –
И восторгом взор горит.
«Елка! Елочка! – захлопал
Он в ладоши. – Жаль, что я
Этой елки не достоин
И она не для меня…

 

Но неси ее сестренке,
Что лежит у нас больна.
Сделай ей такую радость, –
Стоит елочки она!
Пусть не плачется напрасно!»
Мальчик Ангелу шепнул.
И с улыбкой Ангел ясный
Елку крошке протянул.

 

И тогда каким-то чудом
С неба звезды сорвались
И, сверкая изумрудом,
В ветви елочки впились.
Елка искрится и блещет, –
Ей небесный символ дан;
И восторженно трепещет
Изумленный мальчуган…

 

И, любовь узнав такую,
Ангел, тронутый до слез,
Богу весточку благую,
Как бесценный дар, принёс.

 

Ф. Достоевский

 

***

Сегодня будет Рождество,
Весь город в ожиданьи тайны,
Он дремлет в инее хрустальном
И ждет: свершится волшебство.

 

Метели завладели им,
Похожие на сновиденье.
В соборах трепет свеч и пенье,
И ладана сребристый дым.

 

Под перезвон колоколов
Забьётся колоколом сердце.
И от судьбы своей не деться –
От рождества волшебных слов.

 

Родник небес – тех слов исток,
Они из пламени и света.
И в мире, и в душе поэта,
И в слове возродится Бог.

 

Колдуй же, вьюга-чародей,
Твоя волшебная стихия
Преобразит в миры иные
Всю землю, город, и людей.

 

Встречаться будут чудеса,
Так запросто, в толпе прохожих,
И вдруг на музыку похожи
Людские станут голоса.

 

М. Лермонтов

 

Просмотров: (159)